Апостол Павел является прекрасным иллюстратором. Он всегда мастерски подбирает сравнения, чтобы объяснить какую-нибудь духовную истину. Иногда это примеры из спортивной жизни, иногда из серии “для дома и дачи”. Порой он использует медцинские термины, а иногда – военные. Несколько раз Павел говорит о крепостях (или твердынях) в смысле противостояния в духовной брани. Размышляя о разных моделях церковного устройства в отношении евангелизации, пришло мне на ум интересная аналогия. Если сравнить церковь с крепостью в осаде, то получится много интересных параллелей.
1. Глухая оборона.
Катапульты обстреливают городские здания. Таран уже пробивает городские ворота. В городе стоит гарь от пожарищ, но крепость всё ещё держится. А теперь представьте, что осада продолжается не месяц и даже один не год, а уже несколько десятилетий. Втягивая голову в плечи при очередном залпе осадных орудий, жители города всё же научились жить в состоянии глухой обороны. Они даже строят планы на вечер, если конечно крепость продержится.
В состоянии глухой обороны церковь даже не пытается оглядеться по сторонам. Как боксёр, пропустивший серию ударов и пытающийся просто устоять на ногах. По сути, церковь почти в нокауте, но пытается “держать удар”.
Во времена долгой осады, когда в городе наступает голод, люди начинали жрать друг друга. Очень похожая картина возникает в общине, которая замкнулась в себе. Те силы, которые остаются после ударов противника, люди тратят на слежку друг за другом, обсуждение (читай осуждение) других, мелкие интрижки и подковёрную возню. Община сжирает себя изнутри.
Во время осады люди не строят себе радужных планов на будущее. Церковь в осаде тоже особо не заглядывает далеко. Ей не присуще стратегическое мышление. Её методы выживания достаточно примитивны. Будучи не в состоянии выглянуть за пределы крепостной стены, церковь не видит, что происходит вокруг. Даже если враг не атакует, она всё равно наглухо закрыта. Это можно было наблюдать в 90-е годы. Даже когда пришла относительная свобода, и власти перестали притеснять церкви, некоторые общины продолжали жить, как во времена гонений. В них осталось подозрительное отношение к государству, сектантское мышление, обособленность от общественной жизни и абсолютное безразличие к попыткам контекстуализации евангелия.
Попадая в такую общину, ты чувствуешь себя внутри машины времени, которая внезапно переместила тебя на несколько десятилетий в прошлое.
В реальности, таких церквей не так много. Всё это потому, что в ней время от времени появляются смельчаки, рискнувшие подняться на крепостную стену. И это следующий тип.
2. Оборона на стене.
Церковь, занявшая оборону на стене уже не трепещет. Она уверена в надёжности своих оборонительных сооружений. Церковь способна наблюдать за ситуацией сквозь амбразуры крепостных стен. В таком положении бойцы даже могут увидеть следующую атаку противника и вовремя укрыться.
Иногда осаждённые даже выпускают в нападающих стрелы, готовят кипящую смолу. Расхаживая по недосягаемой стене, осаждённые иногда даже выкрикивают что-либо в сторону врага. Будь то громогласная проповедь с кафедры или гневное письмо в адрес власти, свидетельство в стиле “покайтесь или будете гореть в аду” – это похоже на редкие выстрелы с крепостной стены, нежели полноценный ответ.
В таком положении церковь ещё не планирует наступление. Скорее она реагирует в ответ на внезапные удары врага. Спонтанная активность церкви может быть вызвана статьёй в местной газете, новым законом или противоправным действием чиновника. Но даже дав отпор, церковь вскоре успокаивается. Она живёт принципом “лучше не трогайте нас, а то хуже будет”.
Пробыв долгое время в осаде, церковь начинает приобретать уверенность. Но уверенность эта обманчива. Церковь гордится, что её не удалось сломить. Вместе с тем, сама она не способна ничего изменить в массе. Она живёт как автономное государство. Она воспроизводит себя в основном за счёт детей из церковных семей и редких гостей, случайно проникших за её стены.
Церковь, занявшая оборону на стене, выражает свою евангелизационную стратегию как “заходи к нам”. Евангелизация, если её можно так назвать, сводится в основном к обличительным проповедям с кафедры, концертам в стенах церковного здания. Это своего рода “Ноев ковчег”, и если ты не хочешь остаться “за бортом”, тогда лучше забирайся внутрь. Евангелизация тоже походит на допотопные времена. Бог привёл животных к ковчегу, точно также и Бог приведёт неверующих к нам.
3. Вылазки за ворота.
Рассказывают, что во время осады неприступной Массады евреи поливали римлян водой. Так они убеждали противника в бессмысленности долгой осады. Когда осаждённые в городе достаточно сильны, чтобы выдержать долгую осаду – они не боятся атак. Они не просто отстреливаются с высоты крепостных стен. Иногда они открывают ворота и совершают вылазку.
Вылазка – это выход за границы безопасного укрытия. Здесь лицом к лицу можно столкнуться с превосходящим по силам и количеству противника. Но за спиной всегда маячат знакомые стены, а ворота в любой момент готовы распахнуться и принять назад горстку смельчаков. Их будут считать героями, детвора будет слушать их свидетельства с открытым ртом. Новости с миссионерского поля станут основным источником информации о том, что же происходит там… за стеной. Ведь основная часть церкви так никогда и не выйдет наружу. Она будет считать себя тылом, довольствоваться положением “материнской церкви”, в лучшем случае отсылать “обеты веры”. Но в мышлении церковь будет продолжать находиться в стенах, которые сама для себя и построила.
Наши разовые евангелизации – это и есть “вылазки за ворота”. Это спонтанные акции, которые как правило не имеют дальновидной стратегии. Чаше всего эти вылазки приурочены к какому-нибудь христианскому празднику. Это время более благоприятно для проведения каких-нибудь концертов, когда власти менее всего сопротивляются подобным мероприятиям. Как осаждённые, почувствовавшие временное ослабление атаки, мы выскакиваем за ворота и пытаемся воспользоваться моментом, чтобы “помахать шашкой”. После таких вылазок мы возвращаемся назад зализывать раны и набираться сил до следующей кампании.
Стратегически это всё таки ещё не путь наступления. Однажды у кого-нибудь из смельчаков возникает идея построить ещё одну крепость. Она будет нести в себе черты “материнской”, но будет модернизирована. Впрочем, модификация скорее затронет формы церкви, чем её подходы к благовестию. Она также будет построена по типу “крепости”, из которой совершаются вылазки. Находясь в непосредственной близости, такие церкви могут осуществлять порой масштабные кампании. Но в реальности они так и останутся островками сопротивления на территории, которая принадлежит врагу. Что-то должно щёлкнуть в голове, чтобы пришло “наступательное” мышление. Ведь именно это понимание и делает стратегию церкви освобождающей.
4. Освобождение своей территории.
Церковь, которая верит в свою победу, ведёт освободительную войну. Для неё Царство Божие находится не только “внутрь вас”, но также включает и территорию жизни вокруг себя. Даже видя, что большая часть земли захвачена противником, церковь верит в способность вернуть себе суверенитет. Она допускает, что порой можно проиграть сражение, чтобы выиграть войну.
В каком-то смысле, каждый определяет для себя границы “своей территории”. Кто-то ограничивает её размерами города, кто-то расширяет её до границ своей страны. Лидеры большого видения мыслят категориями континентов. Очень редко появляются те, кто всёрьёз задумывается о планетарных масштабах. С возвращением премилленаристских взглядов вернулся и пессимизм в отношении успеха всемирного пробуждения. Евангелизционную задачу сводят до провозглашения Благой вести “всем народам”, но не покорения вере этих народов.
Хотя некоторыми миссиями совершается титанический и крайне опасный труд в опасных для благовестия регионах, большинство усилий христианства направлено на удержание “своей территории”. Европа уже давно перестала быть христианской, Северная Америка стремительно теряет своё христианское наследие. Территории, некогда считавшиеся для христианства опорными, теперь поглощаются мусульманскими диаспорами либо пост-либеральным мировоззрением.
На сегодняшний день успехами в “освобождении своей территории” может похвастать, пожалуй только, африканская церковь. Именно здесь наступление Божьего царства можно измерить масштабами народностей и даже государств. В российском контексте, где процент активно практикующих христианскую религию можно измерить несколькими процентами, нам сложно верить в наступательный характер миссии. Ответьте сами себе, насколько вы верите, что сможете приобрести для Христа хотя бы большую часть вашего города? Видите, вы реально сами в это не верите. Конечно же, чисто гипотетически вы допускаете, что Господь может совершить это чудо, однако “сделать первый шаг по воде” не хотите. И я вас прекрасно понимаю, сам такой. Но ведь есть те, кто реально верит в силу Евангелия пробуждать целые нации. Для них слова “Господня земля и что наполняет её” или “сердце царя в руке Господа” – это не философские тезисы, а реальность жизни.
5. Экспансия и захват.
У Рима не было стен, равно как и у столиц Египта. Кто осмелится напасть на мировую империю? Римляне считали стены уделом слабых. Когда римляне решали захватить какую-либо страну – они шли и захватывали.
Церковь без стен не переживает, что мир проникнет и захватит её. Она считает, что это миру стоит бояться её наступления.
Церковь без стен активно изучает противника. Она использует любую информацию с полей, чтобы корректировать тактику. Она открыта для поиска нового.
Готовясь к экспансии, церковь продумывает наперёд свою комбинацию. Она старается предугадать следующие шаги врага, опережая его на ход. Находясь в авангарде Божьего Царства, наступающая церковь иногда пугает своими новациями. Порой другие церкви смотрят на неё подозрительно, как на агента, ведущего двойную игру. Ведь то, что она предлагает, выглядит “слишком по-мирски”. А через несколько десятилетий, когда вся эта новизна станет нормой большинства, она опять будет слишком далеко впереди.
Где я?
Сравнивая миссию церкви с военными баталиями, понимаешь, что каждая церковь уникальна в своем месте и времени. Множество факторов формируют собственное богословие миссии каждой церкви: эпохальные исторические события, местоположение общины, её социальный портрет, деноминация, личность пастора, собственная история церкви и т.д. Трудно сказать, какая из описанных моделей наиболее правильная. Скорее всего, каждая церковь помещена на своё место и используется Христом особенным образом. Каждое изменение в самосознании церкви может занимать смену нескольких поколений, а может и не наступить вовсе. Скорее всего, было бы невероятно трудно созидать церковь с мышлением победителя, когда всех служителей сажают в тюрьмы, а против церкви ведётся масштабная травля со стороны государственной машины. Но ведь именно такие гонения испытывала первая церковь. Хотя она же и взорвала изнутри Римскую империю. Какие-то общины так и останутся за глухими стенами, а кто-то так и не построит собственных стен.
Какая модель церкви правильная – это не совсем корректный вопрос. Более правильным будет вопрос не “где я?”, а “где я должен быть?” Нам стоит внимательно всмотреться в историю церкви Христа. Она и есть церковь Победителя. И побеждала она в первую очередь не благодаря своей продуманной стратегии или современным методам. Победа церкви заключена в Её Создателе и Господе. Хотя это и не умаляет важность видения и планирования.